Имперская гвардия: Омнибус - Страница 9

— Я спросил сколько, — рявкнул старик.

— Ни одного, — застонал Бас. — Ни одного, ясно? Я ничего не мог сделать!

Дед громко выругался, затем показал на пустой стул на другом конце стола: «Садись. Посмотрим, смогу ли я тебя залатать».

Целых полчаса Сарж бинтовал израненного внука. И делал он это не слишком нежно. Даже и не старался. От боли Бас заплакал больше дюжины раз. Но, как бы не был суров старик, с бинтами, лубками, иголкой и нитками он обращаться умел.

Когда дед закончил, то встал, чтобы убрать аптечку. Посмотрел на Баса и сказал: «Завтра пойдёшь снова. Они не тронут тебя, пока не выздоровеешь».

Бас замотал головой: «Я не хочу туда. Не заставляй меня. Я лучше умру!»

Сарж метнулся вперёд и наклонился прямо к лицу Баса.

— Никогда не говори так! — прошипел он. — Никогда не сдавайся! Не дай им победить! Слышишь меня, пацан?

Бас застыл в абсолютном ужасе, уверенный, что старик разорвёт его на части — такая ярость была в голосе деда и на его ужасном лице.

Дед снова встал прямо.

— Считаются только трудные уроки, — сказал тот уже спокойнее. — Понимаешь? Благодаря суровым урокам получаются суровые люди.

Он повернулся и пошёл налево, чтобы положить аптечку в шкаф.

— Когда тебе надоест быть лёгкой добычей, скажи мне, пацан. Говорю тебе от всего сердца.

Накинул пальто из кожи грокса и направился к двери.

И, открыв дверь, сказал: «Отдыхай. Мне нужно идти работать».

Дверь захлопнулась.

Бас лежал, но не мог уснуть. Раны болели, но это было не самое худшее.

Малодушный страх навис над ним как гнилой саван, впился в него, душил.

Перед закрытыми глазами мелькали живые воспоминания о колотящих руках и ногах, о злобном, радостном смехе, которым передразнивали мольбы о пощаде.

Нет, этой ночью Басу не уснуть — как и многими другими в будущем.

Рабов уже заперли в широкую клетку из чёрного железа c грубо отлитыми прутьями, покрытыми шипами. Как и раньше, все, кроме одного — а Бас прикинул, что их примерно двадцать — сидели или лежали, как неживые. Не было ни разговоров, ни стонов, ни рыданий. Уже не осталось слёз. Мальчик задумался, давно ли они так живут. Столько же, сколько и он? Дольше?

Увидел мальчика, стоящего возле прутьев, крепко сжавшего их руками. О чём тот думал? Всегда ли стоял так? Спал ли вообще?

Здание внутри когда-то было величественным, даже в годы упадка. Сейчас же в каждом углу огромной приёмной были навалены горы орочьих экскрементов и гниющих тел. Стены размалевали воинственными изображениями в той же простодушной детской манере, что машины и знамёна. Воздух внутри был отвратительным, даже для Баса почти невыносимым. Отчасти то, что его так долго не обнаружили, было из-за втирания сухих фекалий зеленокожих в кожу. Поначалу тошнило так, что чуть не умер. Но потом быстро привык, и прискорбное занятие хорошо отбивало человеческий запах. Если бы не это, то Баса давно бы уже нашли и убили. Всё же, миазмы грязи и разложения в широкой приёмной были тошнотворны.

Почти вся мраморная отделка стен внутри растрескалась и обвалилась на пол. Обнажилась кирпичная кладка и скрученные стальные прутья, торчащие во многих местах. Благодаря им спуск был простым и быстрым. Бас последний раз осмотрелся, чтобы убедиться, что все зеленокожие были снаружи и наблюдали за схваткой, затем быстро спрыгнул на пол. Ноги бесшумно понесли его вдоль западной стены к чёрной железной клетке. Ни один из пленных людей не увидел и не услышал Баса, пока тот не встал практически перед пленённым мальчиком. И даже после этого. Похоже, были слишком измождены, чтобы заметить его присутствие. А пленник продолжал напряжённо смотреть прямо вперёд, не мигая, и Бас на мгновение испугался. Может, тот был слабоумным.

Мгновение Бас рассматривал его вблизи. Как и остальные, мальчик был болезненно худым из-за недоедания и покрыт не до конца зажившими порезами и ушибами. На лбу была чёрная татуировка примерно в три сантиметра. Бас обратил на неё внимание, хотя раньше таких и не видел. И понятия не имел, что она означает — стилизованный глаз внутри треугольника. Он посмотрел вниз, на руки пленника, и заметил ещё одну татуировку на внутренней стороне правого предплечья — штрих-код, а под ним цифры. Это сделали не орки — слишком чётко для них. Бас даже представить не мог, что эти татуировки означают, и, здесь и сейчас, ему было всё равно.

Бас потянулся вперёд и коснулся левой руки мальчика там, где тот вцепился в решётку.

Человеческое прикосновение проникло через пелену, затуманившую чувства пленника, потому что тот вздрогнул и его с Басом взгляды встретились в первый раз.

Сердце Баса взорвалось от радости. Встреча с человеком! Родственной душой! Даже робкой надежды испытать это вновь не было — и вот! Будь прокляты прутья, разделявшие их. Иначе он бы обнял мальчика от радости, которую чувствовал в этот миг.

Открыл рот и попробовал поздороваться, но всё, что получилось, было иссохшим карканьем. Неужели Бас уже забыл, как разговаривать? Он сосредоточился и попробовал снова выговорить слово, такое простое и всё же настолько сложное после долгих одиноких месяцев.

И прохрипел: «Привет». Потом сказал это вновь, но на сей раз гораздо лучше.

Пленник удивлённо мигнул и отдёрнул руки от прутьев. На шаг отступил вглубь клетки.

Бас не мог понять, почему. Он сделал что-то не так?

В голове зазвучали слова, и Бас знал, что не его. В них было что-то странное, какой-то неуловимый акцент.

Кто ты?

Бас тряхнул головой, не понимая, что происходит.