Он плечом открыл дверь рядом и заскочил в другой жилой комплекс, как раз в тот момент, когда в коридор, где он был секунду назад, влетела осколочная граната. Взрыв сорвал дверь с петель, и едва не сбил Палинева с ног. Ледяной воин остановился у окна, сделал еще несколько выстрелов с этой новой позиции и убил еще одного предателя. После этого Палинев побежал к другому окну, прежде чем противник успел прижать его огнем.
У следующего окна он увидел, что ряды врагов поредели, их превосходство было уже не таким подавляющим. Некоторые еретики уже начали выходить из ближнего боя, решив, что выгоднее занять позицию на расстоянии и обстреливать валхалльцев из лазганов.
Баррески атаковал сразу двоих предателей. Они пытались заколоть его штыками, но танкист включил силовой кулак на правой руке и одним точным ударом выбил оружие сразу у обоих.
Следующим ударом он погрузил силовой кулак в живот предателя, тот рухнул на пол, скорчившись от боли, кашляя кровью. Второй еретик вцепился в Баррески, пытаясь сорвать силовой кулак, но валхаллец схватил его за бронежилет и почти небрежным движением швырнул через плечо. Предатель с криком полетел, размахивая руками и ногами, и врезался в стену.
Пожар отстал от остальных, и его прижали к ограде балкона, угрожая сбросить с высоты десяти этажей. Действуя одной рукой, он не успел вовремя поднять лазган, и двое предателей набросились на него, пытаясь сбросить с балкона. Палинев открыл огонь по ним и попал одному между лопаток, убив наповал.
Его сердце дрогнуло, когда Пожар опрокинулся через ограду, сумев, однако, захватить с собой оставшегося предателя. Палинев выпрыгнул из окна и побежал по улице, боясь, что не успеет, понимая, что здесь ему негде укрыться, но зная так же, что остальные его товарищи слишком заняты боем с предателями. Он был единственной надеждой Пожара.
Его внезапное появление застало еретиков врасплох — и, так же, как и валхалльцы, они были слишком заняты. Палинев добежал до балкона и увидел, что Пожар вцепился в край балкона, держась одной здоровой рукой, а предатель висит у него на поясе и все еще пытается стащить его вниз.
Стрелять будет трудно. Палинев аккуратно прицелился, пытаясь не вспоминать о том, какой опасности подвергается он сам. Лазерный луч поразил гвардейца-предателя в лицо, тот отпустил пояс Пожара и с леденящим кровь воплем полетел вниз.
Палинев обернулся — вовремя, чтобы увидеть, как еретик с ножом бросается на него Валхаллец шагнул в сторону и перебросил противника через плечо. Предатель полетел с балкона, присоединившись к своему товарищу внизу.
УЖЕ ДАВНО Гавотский не замечал, где он находится, не видел других валхалльцев, кроме полковника Штеля рядом слева и Блонского справа, не считал, сколько предателей перед ним, не думал, как можно выбраться отсюда.
Все, что он мог делать — продолжать сражаться, бить прикладом, колоть штыком, уворачиваться от ударов, направленных в него. Гавотский всегда гордился тем, что в свои годы был очень сильным человеком, почти таким же сильным, как в молодости, и участь врагов, которые попадали под его удар, подтверждала это наилучшим образом. У ног сержанта уже лежала груда мертвых предателей, и с каждым новым трупом остальным врагам было все труднее добраться до него.
И вдруг, к его удивлению, перед ним никого не осталось. Он осмотрелся и увидел, что они сделали это, они прорвались, — и, хотя теперь, несомненно, против Ледяных воинов будет брошено еще больше сил, и, возможно, новые отряды врагов уже идут за ними, путь впереди был сейчас чист, и Гавотский приказал остальным следовать за ним. Снова они побежали по улицам, и Гавотский чувствовал надежду, зная, что каждый шаг ведет их ближе к цели.
Он знал, что недолго путь будет оставаться свободным. Но свободный путь окончился быстрее, чем надеялся Гавотский.
И снова Штель первым услышал приближающихся солдат противника, и попытался провести отделение в обход. Но на этот раз из-за остатков первого взвода гвардейцев-предателей, все еще преследовавших их, возможности обхода были ограничены.
Они оказались перед цензориумом, и Гавотский был разочарован, когда Штель повел валхалльцев в здание. Они шли по разгромленным офисам, разбрасывая ногами кучи пепла — все, что осталось от сотен тысяч имперских документов. Некоторые Ледяные воины заняли снайперские позиции у разбитых окон первого этажа, но Гавотский приказал Палиневу и Блонскому подняться на этаж выше и найти более подходящую позицию.
Он снова выглянул на улицу и увидел, что на нее с обоих концов выходят два отделения гвардейцев-предателей. Чувства Штеля снова спасли Ледяных воинов, предупредив их, что они окружены.
Предатели лишь спустя секунду поняли, куда скрылись валхалльцы. И к тому времени, когда еретики разобрались в ситуации, больше половины из них были уже мертвы. Гавотский высунулся из окна, выпуская луч за лучом в разбегающихся предателей, ощущая прилив радости, когда очередной враг падал мертвым. Но этого было недостаточно, чтобы заглушить мучительное чувство разочарования.
Последнее, чего хотели Ледяные воины — оказаться в осаде. Последнее, что они могли себе позволить — попасть в ловушку.
Гавотский заметил предателя с осколочной гранатой в руке. Сержант выстрелил, прежде чем тот успел метнуть ее, лазерный луч пронзил врага вместе с еще двумя лучами из окон внизу. Через секунду еще один еретик попытался метнуть гранату, но Палинев и Блонский пристрелили и его.
Однако все это никак им не поможет. На стороне предателей было время. Несомненно, сведения о появлении здесь Ледяных воинов уже распространились, и на место каждого убитого ими еретика встанет десять новых. Нужен выход, и как можно скорее.