— Поднимайся наверх, — приказал он, — быстро осмотри местность и бегом вниз. На тебе одежда культиста, так что если еретики заметят тебя, то, возможно, примут за своего. Но я бы на это не слишком рассчитывал.
Грейл скрылся в жилом здании, через несколько минут вышел на один из самых высоких его балконов и начал карабкаться по поручням на крышу. Только тогда Баррески понял, почему это задание поручили именно его товарищу-танкисту. Грейл был одним из тех, у кого было серьезное алиби на момент уничтожения вокс-аппарата, и это алиби обеспечил ему Баррески. Таким образом, Грейл был единственным, кому Штель мог позволить так далеко уйти от отделения в одиночку.
Через несколько минут Грейл вернулся, покрасневший и запыхавшийся.
— Да, он на этом уровне, — доложил он. — Ледяной Дворец. Он на всех уровнях дальше вверх. Его основание где-то на пару уровней ниже, но вверх он идет очень далеко. Он как будто… как будто живой, словно его не строили, а он… сам вырос.
— Как те деревья в лесу, — сказал Михалев.
— Да, как они, — кивнул Грейл. — Он огромный, не меньше километра в поперечнике, и все пространство вокруг него в развалинах, словно этот дворец просто… словно он пробивался вверх, разрушая все на своем пути. Я видел огромные ледяные мосты, ведущие к нему с улиц.
— И далеко он? — спросил Штель.
— Трудно сказать, — ответил Грейл. — В трех или четырех часах хода пешком, наверное. Но там на улицах патрули: гвардейцы-предатели, они охраняют подходы к дворцу, и их там полно. Думаю, ехать туда на машине слишком опасно.
— Мангеллан хорошо защищен, — сказал Штель, — меньшего я и не ожидал. Шум мотора обязательно услышат, и не думаю, что одеяния культистов смогут еще кого-то обмануть.
Это было приятной новостью для Баррески, у которого от одного прикосновения к одежде культиста начинался зуд. Он немедленно сбросил ее с плеч, скатал в шар и зашвырнул в ближайшую канаву.
— Следует принять как факт, — сказал Гавотский, — что мы проникли в тыл противника настолько далеко, насколько возможно, используя лишь преимущество скрытности. Думаю, мы все знали с самого начала, что наши шансы выжить, выполняя это задание, весьма невелики. Когда же мы узнали, что исповедника Воллькендена доставили сюда, в улей Йота… наше задание из смертельно опасного стало самоубийственным. Многие из нас погибнут сегодня, но помните: если хотя бы один из нас преодолеет непреодолимое, если один из нас все-таки спасет исповедника, это будет победа, которую воспоют в веках. Мы сохраним память о Валхалльском 319-м на тысячелетия, и, я думаю, за это стоит сражаться.
ОНИ УСЛЫШАЛИ, как приближается первый патруль.
Валхалльцы укрылись в галерее огромной библиотеки, присев за колоннами, когда по прилегающей к ней площади дисциплинированно промаршировал взвод гвардейцев-предателей. Пока остальные Ледяные воины наблюдали за предателями, Блонский наблюдал за своими товарищами. Он думал, не настал ли тот момент, когда тайный предатель среди них проявит себя и выдаст их врагу? Или, возможно, кто-то из них просто потеряет самообладание от страха и побежит?
Когда взвод предателей прошел мимо, все Ледяные воины вздохнули с облегчением — все, кроме Пожара, которому, как всегда, не терпелось вступить в бой — и двинулись дальше.
Блонскому казалось, что чем глубже в улей они заходили, тем холоднее становилось, вопреки всякой логике. Это был долгий и тяжелый день, но Штель продолжал шагать вперед — и было заметно, что Гавотский уже начал слабеть, хотя изо всех сил пытался не показать этого.
Наконец, это случилось. Момент, которого они все боялись.
Штель, наверное, что-то услышал или увидел, потому что он бросился к Палиневу за мгновение до того, как все услышали треск лазгана, и отшвырнул его с того места, куда через секунду попал выстрел. Снайпер, должно быть, прятался на крыше поблизости, но Блонский не успел его обнаружить. Штель бросился бежать, крича солдатам, чтобы они следовали за ним. Вскоре раздались еще два лазерных выстрела, но валхалльцы уже были за углом, скрывшись из поля зрения снайпера.
— Мы не можем оставить это просто так, — возмущался Пожар. — Позволить этим ублюдкам безнаказанно стрелять по солдатам Императора! Мы должны…
Гавотский решительно прервал его:
— Мы не можем убить здесь каждого еретика, как бы нам того не хотелось. Мы должны сосредоточиться на том, чтобы добраться до Ледяного Дворца — а это значит, надо убираться отсюда, пока снайпер не вызвал подкрепления.
Они перебежали еще одну площадь, вышли через богато украшенную арку, и направились дальше по широкой улице. Штель шел впереди, но вдруг он остановился, и, прислушавшись на секунду, повернул, ведя отряд в другом направлении. Они вышли за угол генераториума ретрансляционной станции — и на этот раз даже Блонский услышал топот шагов впереди. Снова пришлось сменить направление.
Они подошли к широкой лестнице, ведущей на другой уровень улья. Но вдруг перед ними оказались четверо гвардейцев-предателей, которые сразу же открыли огонь. Ледяные воины скрылись в лабиринте примыкающих улиц, пробежав столько переулков и поворотов, что Блонский окончательно потерял чувство направления. Внезапно Штель снова остановился, прислушался и крикнул:
— Сюда!
Он приказал солдатам следовать к зияющему входу в жилой блок, и в этот момент Блонский услышал вой ранцевого двигателя и заметил серую тень, мелькнувшую по земле позади.
Он подавил дрожь. Кто-то… что-то охотилось за ними, используя прыжковый ранец. И они все знали, что ни один имперский гвардеец, предатель или нет, не сможет даже поднять это устройство.