Имперская гвардия: Омнибус - Страница 993

993

Услышав звук открывающейся двери офиса, Делиас поднял голову и увидел Шулена, который шаркающей походкой прошел в узкий дверной проем. Беззвучно шевеля губами и конвульсивно подергиваясь всем телом, Шулен проковылял в его направлении, неся в трясущейся руке корзину для бумаг. Безобразный шрам на его виске, оставшийся от повредившей ему мозг пули орка, сразу же бросался в глаза.

— Что тебе, Шулен? — устало выдохнул Делиас.

— Уб… уб… уб… уборка! — брызжа слюной, едва сумел выговорить заика Шулен и, склонившись над столом, принялся смахивать в урну разбросанные на столе у Делиаса бумаги.

В раздражении Делиас на некоторое время предался мрачным размышлениям, не стоит ли ему все проблемы свалить на уборщика. «Я могу сказать комиссару Вальку, что все это вина Шулена, — злобно подумал он. — Что мы уже заканчивали верстку последнего выпуска, когда он вдруг налетел сдуру на наборную доску, опрокинул ее на пол и в одно мгновение уничтожил результаты всей нашей работы. Если комиссар решит воздать ему по заслугам и расстреляет бестолкового увальня, лично мне его не хватать точно не будет». Однако почти тут же он сообразил, что для того, чтобы его план сработал, все остальные штатные сотрудники должны будут подтвердить его историю, а ни Феран, ни другие его не поддержат. Они всегда защищали Шулена, баловали его, как балуют в семье умственно отсталого ребенка, и уж конечно восстанут против любой попытки сделать из него козла отпущения. Но тут его взгляд вдруг зацепился за несколько слов на одном из смятых листков в руке Шулена, и он сразу же понял, что искомый ответ найден.

— Стой! — гаркнул лейтенант на Шулена и, протянув руку, ударил того металлической линейкой по пальцам. — Оставь корзину здесь и скажи Ферану, что через пятнадцать минут у меня для него будет экземпляр вечернего выпуска.

— Пь… пь… пь…

— Пятнадцать минут, — с нажимом повторил Делиас и, забрав из рук Шулена замеченные бумаги, стал разглаживать смятые листы, чтобы их можно было как следует прочесть. — А теперь пошел вон с глаз моих!

Это было донесение о боевом столкновении, в котором сообщалось об атаке орков в секторе 1–13, имевшей место два с половиной часа назад. Однако Делиаса больше заинтересовало не само донесение, а прилагаемый к нему отчет, где говорилось о событии, которое непосредственно предшествовало атаке. В отчете содержалась информация о крушении на нейтральной полосе десантного модуля с ротой гвардейцев на борту. Читая отчет, Делиас все больше убеждался, что это именно то, что он так долго искал. Само собой разумеется, что изложение событий надо было немного переписать. Чтобы комиссар Вальк остался доволен, требовалось совершенно бессмысленную гибель людей превратить в громогласную победу. Все необходимые элементы теперь были у него под рукой, надо было только слегка подкорректировать детали, так чтобы события в секторе 1–13 наилучшим образом соответствовали его цели. «Да-да, это именно то, что мне нужно! — думал Делиас, лихорадочно перебирая целую серию возможных заголовков. — „Десант из космоса срывает атаку врага!“ „Победный прорыв по всему сектору!“ „Беспорядочное отступление орков!“»

Затем новый заголовок пришел ему в голову, и по пробежавшим по шее мурашкам он понял, что попал в десятку.

«Разгром орков в секторе 1–13: победоносное прибытие 14-го Джумаэльского!»

С блаженной улыбкой на лице Делиас взял в руки стилус и принялся писать духоподъемный репортаж об этом яростном сражении, умело вплетая в повествование весь свой набор дежурных выражений и фраз, который накопился у него за долгие годы работы пропагандиста. «Героическое сопротивление! Самоотверженная оборона! Триумф веры и праведного гнева над дикостью ксеносов!» Правда, иногда, когда он задумывался над конструкцией нового предложения, так чтобы придать ему больше риторической выразительности и агитационного пыла, неясный, едва слышный голос совести все же тревожил его очерствевшую душу, но Делиас уже давно научился не обращать на это внимания. «Не моя же в том вина, — говорил себе он, — что мне приходится лгать и искажать факты. Всем ведь известно, что правда погибает на войне первой». Как офицер службы информации, он просто обязан был подходить к своей работе творчески, иначе рисковал сыграть на руку неприятелю. Да, он всего лишь исполнял свой долг, не более…

И в конце концов, разве не главным было сейчас поддержать в солдатах боевой дух, используя все возможное, что только в человеческих силах?

— Пожар… — с нескрываемой злобой произнес Давир, когда они уже сидели в стрелковой траншее. — Вот что я хотел бы увидеть! Пожар, который бы выжег все здание ставки, а также всех тех тупых ублюдков, кто там находится! А если бы пламя охватило штаб командования сектора, было бы еще лучше! Это, в общем-то, не так уж и трудно сделать… Дали бы мне только гранатомет да пару зажигательных зарядов, я б в одно мгновение сжег оба этих проклятых объекта!

Ошеломленный, боясь поверить собственным ушам, Ларн молча выслушал его очередную тираду. С тех пор как они короткими перебежками наконец достигли траншеи, прошло уже полчаса, и незаметно неиссякаемый поток жалоб Давира вдруг сменился пространными рассуждениями, в которых он открыто разбирал варианты уничтожения высшего командного состава при ставке, ответственного за ход военной кампании в Брушероке. Однако еще более невероятным для Ларна оказался тот факт, что все остальные в траншее просто сидели и слушали, как будто это была самая обычная в мире вещь — свободно говорить об убийстве командиров и открыто призывать к мятежу. Чем дольше длился монолог Давира, тем меньше и меньше оставалось у Ларна сомнений в том, отчего война за этот город идет столь плачевно. Если такие настроения характерны для всех его защитников — чему удивляться?

993