Имперская гвардия: Омнибус - Страница 961


К оглавлению

961

«Как долго еще? — настойчиво стучало у него в голове. — Сколько часов?»

Из всего прочного и основательного, что есть в жизни людей, у него теперь осталось так мало. Так мало из всего того, чем он раньше столь дорожил. Все, что прежде значило для него так много, — семья, родной мир, вера в Императора — теперь стало казаться чем-то очень далеким и смутным. Даже его воспоминания приобрели какой-то нереальный оттенок, словно его прошлое, растворяясь перед его мысленным взором, уничтожалось теперь так же быстро, как и его возможное будущее. Его внутренний мир — мир, который отражал всю его жизнь, прежде такую яркую и многообещающую, — теперь стремительно сокращался, безвозвратно теряя одну свою индивидуальную черту за другой. Ему оставалось лишь сделать выбор из нескольких очень простых вариантов: кричать или хранить молчание; медленно умирать от потери крови или с помощью ножа быстро со всем покончить; сохранять сознание или безвольно предаться сну. В какой-то момент перспектива сна показалась ему самой соблазнительной. Он был уже истощен — как морально, так и физически. Усталость, как надоедливый друг, не отходила от него ни на шаг, присутствуя почти в каждой мысли, что сейчас едва ворочались у него в голове. И все же он не поддавался! Он твердо знал, что если уснет, то, скорее всего, больше уже никогда не проснется. Также он знал, что все эти варианты не более чем иллюзии. По сути, сейчас для него существовал только один выбор — остаться в живых или умереть, а умирать ему совсем не хотелось.

«Как долго еще? — снова прозвучал у него в голове немилосердный вопрос. — Сколько часов?»

Но ответа у него не было. Смирившись с мыслью, что судьба его теперь находится в руках других людей, он просто ждал, вслушиваясь в жуткую тишину нейтральной полосы. Ждал, до последнего надеясь, что где-то там, в ночи, его товарищи по оружию уже его ищут. Ждал, не желая сдаваться ни врагу, ни сну. Ждал, застряв где-то между жизнью и смертью. Его жизнь представлялась ему тлеющей искрой, затерявшейся в царстве мрака, которая то ярко вспыхивала, то готова была вот-вот потухнуть. В отчаянии его разум стал вызывать картины из прошлого, которые хотя бы отчасти объясняли, как вышло так, что он вообще здесь оказался…

Глава первая

20:14 по центральному планетарному времени Джумаэля IV (летнее время Западного полушария)


ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ТЫСЯЧИ ЗАКАТОВ

ПИСЬМО С ЧЕРНОЙ КАЙМОЙ

ПРИЗРАК В ПОДВАЛЬНОЙ МАСТЕРСКОЙ

ЧУДЕСНАЯ ЛОТЕРЕЯ И СЕМЕЙНОЕ ПРЕДАНИЕ


Солнце уже садилось. Торжественный, неспешный закат обагрил большую часть неба на западе и купал теплым светом бескрайние пшеничные поля, чуть заметно колышимые вечерним бризом, окрасив их во всевозможные оттенки янтаря и золота. За семнадцать лет своей жизни Арвин Ларн, наверное, видел уже тысячу подобных закатов, однако было в этот раз что-то такое, что заставило молодого человека замереть при виде этой неземной красоты. Полный восхищения, забыв в тот момент обо всех своих делах, стоял он, быть может впервые со времени своего детства, зачарованно глядя на заходящее солнце. Он пребывал в окружении спокойного, безмятежного мира, наблюдая за приближением сумерек, когда вдруг почувствовал, как странное, никогда еще не испытываемое им чувство зарождается в глубине сердца.

«Будут другие закаты, — подумал он. — Будут и другие солнца, но не одно из них не будет для меня значить столько, сколько это, здесь и сейчас! Да и что может значить больше, чем тот момент, когда ты стоишь посреди бескрайних пшеничных полей и наблюдаешь последний закат, увиденный тобой дома?»

Дома… Одной только мысли о доме было достаточно, чтобы он тут же оглянулся через плечо и, скользнув глазами по волнам бесчисленных колосьев спелой пшеницы, остановился взглядом на небольшом скоплении фермерских построек, располагавшихся на той стороне поля, что была сейчас у него за спиной. Он увидел крытый дранкой односкатный старый амбар, круглую силосную башню, несколько курятников, которые некогда помогал строить отцу, и маленький загон, где вместе с полудюжиной альпака они держали еще пару тягловых лошадей.

Но прежде всего он увидел свой родной дом, где родился и вырос, — двухэтажное здание с невысоким деревянным крыльцом и ставнями на окнах, которые, как обычно, до последних солнечных лучей оставались открытыми. Благодаря неизменному укладу их семейной жизни Ларну совсем не требовалось заглядывать внутрь, чтобы узнать, что там происходит. Его мама, конечно же, сейчас на кухне, готовит им что-то вкусное к вечерней трапезе, сестра помогает ей накрывать на стол, а отец возится с инструментами в специально оборудованной у них в погребе мастерской. Затем, как было у них заведено по вечерам, как только все дела будут закончены, семья сядет ужинать. Все знали, что завтра вечером будет то же самое, — заведенный распорядок повторялся изо дня в день и претерпевал небольшие изменения лишь со сменой времен года.

Этого распорядка придерживались так давно, что ничего другого никто уже не мог вспомнить, и было ясно, что сохранится он до тех пор, пока последний фермер не покинет здешние земли. Однако, говоря о завтрашнем вечере, необходимо было упомянуть по крайней мере об одном маленьком, но существенном отличии.

Завтра, когда этот вечер настанет, его здесь уже не будет и он не сможет все это снова увидеть.

Тяжело вздохнув, Ларн вернулся к своей работе. Он решил все-таки попробовать починить древний, изъеденный ржавчиной ирригационный насос, перед которым уже давно стоял в нерешительности. Еще прежде, чем дивный закат его отвлек, он успел снять внешнюю панель насоса, скрывающую мотор. Теперь, при бледном свете сумерек, он вынул сгоревший стартер и заменил его новым, не забыв при этом прочесть молитву духу машины, когда затягивал и перепроверял соединения.

961