Вульфе хотелось бы в это верить. Он уже перестал смотреть на хронометр. Всё равно тот не показывал ничего хорошего. Орки обошлись им слишком дорого, и не только в плане времени. Внутренний голос подсказывал ему последовать примеру Коля и умереть с честью среди своих. Но другой голос говорил, что честь полка важнее. Он должен довести задание до конца.
— Что сказать Дессембре? — спросил он.
«Правду. Я дам этим зелёным ублюдкам чем заняться, во имя Трона. Они не будут по вам скучать».
Честь и самопожертвование. Вульфе понял, что годами недооценивал Коля, чей недружелюбный характер скрывал благородство. Несмотря на все свои недостатки, Коль был настоящим солдатом и человеком непреклонного мужества.
«Если я выживу в этой заварухе, — поклялся себе Вульфе, — я заставлю ван Дроя представить Коля и Штрайбера к Алому медальону. Это немного, но хоть что-то».
Коль не стал ждать какого-то одобрения. Сквозь задние смотровые прорези Вульфе видел, как «Чемпион Церберы» оставил колонну и развернулся обратно к каньону. Вскоре он скрылся за тучей пыли.
«Прощальная молитва» и чёрная «Химера» продолжали гнать в противоположном направлении. Дессембра окликнула Вульфе по каналу группы, и он неохотно ответил.
«Я требую пояснений! Что происходит? Почему сержант Коль не отвечает на мои вызовы?»
Вульфе даже не потрудился скрыть усталость и раздражение в голосе:
— Сержант Коль обеспечивает наш отход. Его танк сильно повреждён. Он решил отдать свою жизнь и жизни своего экипажа ради успешного выполнения задания.
Дессембра помолчала, затем произнесла:
«Это… приемлемо. Тогда нам следует этим воспользоваться».
Вульфе не смог больше сдерживать недовольство:
— Слушай меня, Сороритас! — прошипел он в вокс. — Кого бы там мы ни должны будем спасти в Готенце, ему лучше быть чёртовым перерождённым святым, потому что тебе и твоим проклятым начальникам есть много за что ответить. Ты меня слышишь?
И отключил связь, прежде чем сестра успела ответить.
Подгоняемая утекающим временем, «Прощальная молитва» вгрызалась в покрытие шоссе, но не настолько быстро, чтобы Вульфе мог убежать от чувства вины и гнева. Его мысли были с людьми, которых он оставил позади. Отсутствие голоса Гарвера особенно ранило его, как и, он знал, остальной экипаж.
Он также всё ещё не пришёл в себя от видения старины Боршта. Со времени боя в каньоне Висс постоянно настаивал на объяснениях. Как Вульфе узнал, что нужно остановить танк? Что увидел из башенки? Чей голос слышал?
Остальные тоже стали задавать вопросы. Вульфе хотел бы, чтобы они отстали, но расспросы не умолкали. В конце концов он взорвался, приказал всем заткнуться и сосредоточиться на текущих делах. Упоминания комиссара Кортеза было достаточно, чтобы положить расспросам конец, по крайней мере, временно.
Вульфе не держал на экипаж зла за любопытство. Оно было вполне естественным. Но он не мог примириться с тем, что видел и слышал. Боршт остался на больничной койке в Банфри. Тут двух вариантов быть не могло. Но и сумасшедшим себя признавать Вульфе тоже не собирался.
В наушниках раздался голос Мецгера, объявивший о приближении к цели задания. Готенц был меньше чем в часе пути. Это помогло Вульфе немного собраться с мыслями.
День уже перевалил за середину, и в башне было душно и жарко. Вульфе приказал открыть все люки, что принесло немедленную перемену. Он ехал наверху, в командирской башенке, и пока «Прощальная молитва» и чёрная «Химера» приближались к низким холмам, скрывавшим город, наблюдал, как тень от танка, бегущая по дороге впереди, становится всё длиннее по мере того, как солнце сдвигается на запад всё дальше.
Осталось всего восемь часов до момента, когда первый страшный удар потрясёт этот мир. Глобальный огненный шторм спалит до тла каждое живое существо. Для большинства это будет быстрая и милосердная смерть, но такая смерть не подобает солдату. В ней нет славы.
«Впереди на дороге что-то есть, сэр», — доложил Мецгер.
Вульфе взглянул вдоль шоссе и увидел то, о чём шла речь. У Мецгера хорошее зрение. Что-то приближалось: большое, тёмное, но непонятное. Когда две имперские машины подъехали ближе, силуэт превратился в могучего лохматого бовиата с огромными сутулыми плечами три метра в высоту и столько же в ширину. Шесть изогнутых чёрных рогов обрамляли кожистую морду. Бовиат тянул по шоссе навстречу конвою большую повозку, полную людей. Вульфе насчитал двадцать пассажиров, большинство — взрослые.
«Прощальная молитва» притормозила рядом с повозкой, и Вульфе приказал возчику остановиться. Тот прикрикнул на зверюгу, и с утробным резонирующим стоном бовиат встал. Мужчины, женщины, дети — все в повозке уставились на Вульфе, но обратилась к нему только высокая уродливая женщина в пёстрых одеждах пальмеросского купечества.
— Значит, вы пришли, — сказала она. — Вы пришли, чтобы остановить это.
Вульфе встретился с ней глазами:
— Что остановить, юдоче?
Он использовал принятое здесь обращение к женщине, за которой не собираешься ухаживать. Низкорослый бородатый мужчина, сидящий рядом с ней, — по-видимому, муж — одобрительно кивнул.
— Безумие, конечно, — ответила женщина. — Готенц в полном хаосе. Бунты. Убийства. Нам повезло выбраться оттуда живыми.
При этих словах некоторые из сидящих в повозке мужчин похлопали по старым лазружьям гражданского образца в руках.