Имперская гвардия: Омнибус - Страница 854

• Предыдущая
• 854 / 1388
• Следующая

Но не этот город. Только не сегодня.

БСК «Залп» выстрелил снова, но следопыт поняла, что уже слишком поздно и битва проиграна. Большинство подразделений Гармонии были размещены в джунглях, а в городской черте оставался номинальный гарнизон: не больше двадцати воинов огня и две сотни янычаров гуэ’веса. У них имелся только один боескафандр и только одна боевая машина, «Каракатица» Джи’каары. Этого хватило бы, если бы шелковые речи водников оказались правдой, но, несмотря на их заверения, захватчики атаковали с небес.

Вспыхнула вторая «Пиранья», и внутри женщины закипел гнев, но с ним пришла и свирепая радость.

«Сегодня всё изменилось», — поняла воительница. Имперцы нарушили Незримый Договор, который когда-то так тщательно подготовила каста воды. Как только известие о предательстве распространится среди воинов огня, все разговоры о «теневых соглашениях» и «долгих играх» закончатся, и солдаты смогут вести кампанию, как считают нужным. Разбитое Зеркало вновь увидела свой путь в тау’ва — она станет той, кто принесет товарищам добрую весть.

Быстрым движением руки ветеран приказала новобранцам возвращаться в «Каракатицу». Последовав за ними, наставница обернулась через плечо и увидела, как три «Часовых» разносят на куски одинокий боескафандр.

— Твоя жертва послужит Высшему Благу, — пообещала Джи’каара. — Клянусь тебе.

Глава пятая

Имперская военно-морская база «Антигона», Саргаасово море

Верховный комиссар Ломакс наконец-то вызвала меня, но я так и не знаю, что буду говорить ей. Единственный способ объяснить, извинить или оправдать совершенные проступки — это добиться результатов. Только смерть командующего Приход Зимы снимет с меня ответственность за дезертирство.

Видишь, вот я и попался. Всё-таки произнес слово, в котором звучит анафема для таких, как мы с тобой. «Дезертирство». Сейчас, после этого признания вины, Старик Бирс смотрит на меня свирепым взглядом, но ты должен понять, что вслед за резней в ущелье Индиго я отправился в глухомань не потому, что испугался или утратил веру. Клянусь тебе, мною руководило чувство долга.

К сожалению, Натаниэль никогда этого не поймет. Я виновен в страданиях наставника, и словами его не переубедить. Бирс слишком долго судил меня, наблюдал, ненавидел, ждал моего падения с ожесточенностью жертвы предательства…

Что? Нет, конечно же, я не убивал его! Я любил старика, как родного отца, пусть строгого и сухого, который никогда не говорил мне доброго слова. Натаниэль вырастил меня, обучив устрашать менее важных людей и забирать их жизни, но я понимал суть его призвания — нашего призвания — и всегда был верен Бирсу. Да, даже когда предавал наставника.

Ситуация была запутанная. Видишь ли, тогда я только что закончил стажировку и заслужил ярко-красный кушак. Нетерпеливо ждал, когда смогу выбраться из тени старика и сделать себе имя, но Бирс настоял, чтобы я сопровождал его в последней кампании. Бесславное дельце — ещё одно жалкое восстание, ещё один дрянной мирок, жителям которого застлало глаза недовольство судьбой. Несчастный дурак, я думал, что всё уже повидал в жизни.

Что ж, довольно скоро мы раздавили мятежников, но полное умиротворение затянулось на целую вечность, и меня одолела скука, жажда сражений с действительно достойными врагами. Самонадеянность привела к тому, что я прозевал террориста. Ну, то есть увидел его — оборванного, маленького, тощего как скелет, плетущегося по мостовой в сторону Бирса, — но при этом увидел в нем грязного беспризорника, собирающего объедки, а не ребенка-солдата, готового пойти на смерть. И уж точно я не заметил иглопистолет, спрятанный под лохмотьями. Никто из нас так и не смог понять, где мелкий паразит достал настолько редкое и высоко ценимое оружие. Возможно, один из лидеров восстания снарядил мальчишку для последней, отчаянной попытки отомстить, а может, он отыскал пистолет в развалинах дворца каких-нибудь благородных господ. Так или иначе, капризы судьбы привели парня к Бирсу.

Убийца умер под шквалом огня через мгновение после атаки, но было уже поздно.

Мое второе предательство случилось неделю спустя. Видишь ли, Натаниэль не умер сразу. Нейротоксин у него в крови действовал жестоко, превращая старика в немое, искаженное сплетение боли в человеческом теле, но убивал медленно. Медикусы предупредили меня, что Бирс может протянуть несколько месяцев. Император прости, но я был не в силах смириться с этим.

Помню, что меня чуть не вырвало от вони в комнате старика; сам Натаниэль походил на живой труп. Когда я вытащил пистолет, Бирс пристально уставился на меня, безмолвно призывая к действию. Направив пистолет ему в лицо, я… замер. Взгляд наставника ожесточился, исполнившись презрения — он наплевал на мои терзания, заранее зная, что мне не хватит отваги нажать на спуск. Из-за этого презрения я до сих пор не могу понять, что тогда остановило мою руку: любовь или ненависть? Возможно, на самом деле мне просто непонятна разница между ними, и, может, это к лучшему в Галактике, где есть место только для войны.

Итак, я сбежал от Бирса и с того безымянного мира, но тень наставника последовала за мной в межзвездное странствие. Исполняя свой долг на протяжении десятилетий, я неистово восхвалял Императора в сменявших друг друга бессмысленных войнах, но ничего не чувствовал внутри. И, наконец, постепенное падение закончилось на Федре. Отсюда уже некуда было бежать, и старик наконец-то догнал меня.