Я выкрикнул вызов нашим врагам, предлагая им попробовать сразить меня. Достав из кобуры пистолет и выставив перед собой меч, я мчался со всех ног и палил вслепую, целясь в ночь. И хотя я полностью отдался задаче по убийству неприятелей и выживанию, часть моего разума в какой-то миг охватила целую картину, где две силы столкнулись в океане обломков, и пришла в смятение.
Противник не вёл ответный огонь. На нашу атаку никакой реакции не последовало. Когда это до меня дошло, я перестал стрелять. Был ли кто-нибудь впереди? Мы продолжали наступление, и менее чем за минуту наша передняя линия достигла гребня. Я оглянулся. Вся шестая рота расположилась на склоне.
По достижении вершины пред нами развернулся пейзаж из открытых ветру коридоров и гигантских куч шлака. Ни малейших признаков признаков предателей.
— Капитан? — позвал я, когда все остановились, так как, если бы мы продвинулись дальше, опора под ногами стала бы ненадёжной. Было ясно, что мы угодили в новую ловушку, но я не мог понять, в чём заключался подвох. Время тикало, и С каждой прошедшей секундой я всё больше проклинал себя за неспособность осознать, что нужно сделать. Судя по его виду, Марсек был сконфужен не меньше.
— Дайте мне вокс! — крикнул он, и к нему подбежал связист Верстен.
— Есть связь с кораблём! — сообщил он. Марсек схватил трубку.
— Приём, «Кастелян Беласко»?
— Слушаем вас, капитан Марсек, — протрещал в ответ голос с фрегата. Я подошёл поближе, чтобы лучше расслышать переговоры. — Вы на позиции?
Я не узнал говорящего.
— Мы на месте, — подтвердил Марсек. — Но здесь никого нет. Отменяю задачу.
— Попались, — сказал голос.
«Попались». Что это значит? Марсек уставился на трубку, потом на меня. Его лицо выражало встревоженное изумление. Уверен, моё тоже. Осознание происходящего явилось, как гром среди ясного неба, не позднее, чем через два удара сердца после полученного Марсеком ответа. И всё равно слишком долго. Когда я вытаскиваю этот момент из памяти, я очень хочу схватить юного комиссара за грудки и встряхнуть этого дурака, чтобы он начал действовать немедля. Как же он не догадался, что будет дальше? Как же он не видел опасности, когда смотрел на пустой склон?
Моя злость на меня же молодого не рациональна. И я понимаю это. Но мысль, что я мог предотвратить то, что произошло дальше, и ещё позднее, сильно меня огорчает. Позже я стал намного лучше предсказывать бедствия. Но из-за глупости могущественных людей, я не всегда мог извлечь пользу из этого.
Итак, осмысление заняло у меня несколько мгновений. Я всё ещё был сбит с толку, но предчувствие рока было сильным. Настолько, что надо было слушать его.
— В укрытие! — заорал я и побежал обратно вниз по склону. — За мной!
Я не думал о субординации. Повиновался крайней необходимости. Я побежал наискось, отказавшись от более лёгкого маршрута, в дебри обломков. Так было дольше, но тут мы были скрыты от врага. Я должен был вытащить роту оттуда, где враг хотел нас видеть.
Оглянувшись, я обнаружил, что среди следовавших за мной торопливо спускался и Марсек. Другая группа исчезла в руинах с другой стороны холма. Ночное небо разрезала падающая комета, и началась орбитальная бомбардировка, чей целью были мы. Первые бомбы упали на вершине хребта. Простые болванки. Но будучи брошенными из космоса, они набрали огромную скорость, и несли опустошение. Холм превратился в вулкан. Тонны металла испарились или расплавились. Разгневанный бог молотил поверхность, круша её и придавая новую форму. Сотни крошечных букашек, какими издалека казались люди, погибли в одно мгновение. Сначала я бежал, а потом меня завертело кувырком, и я уже не знал, находился ли я на ногах или нет. Мир вокруг меня обратился мешаниной чувств и впечатлений, слишком многочисленных, слишком громких, слишком болезненных. Я продолжал двигаться, сам не зная куда. Пока ночь кричала, я едва понимал, кто я. Но остановиться означало, что умер бы и я, и солдаты, следовавшие за мной. Я знал это. Так что я продирался вперёд, сносимый чудовищной волной звуков и преследуемый жаром металлической лавы. Позади нас мир разлетелся на пылающие фрагменты. Обломки кораблей превратились в пепел. Воздух задыхался от ржавчины.
Вскоре всё кончилось. Грохот стих до угрюмого треска пламени и стона оседающего металла. После ярких вспышек ночь стала гуще и темнее, чем прежде. Было трудно дышать. Я задержался на несколько мгновений, чтобы встряхнуть голову и понять, где я. Тело и разум дребезжали как звенящий колокол. Металлолом, окружавший меня теперь, был ещё более фрагментирован, чем остовы мёртвых судов, приютившие нас ранее. Везде лежали куски каркасов и обрезки переборок, сваленные друг на друга. Казалось, будто я смотрю на мир сквозь треснувшую линзу.
Я определил направление, в котором находился холм, сориентировался и стал искать других выживших. Мы собирались группками, медленно возвращаясь к эпицентру бомбардировки. То, что осталось от шестой роты, стало собираться воедино. Потери были велики. Наши силы сократились вдвое, а то и больше. Я надеялся, но не смел рассчитывать, что есть и другие выжившие, отступившие иным путём.
Мы достигли преображённого ландшафта. Чем ближе мы подходили к точке удара, тем больше остовы кораблей теряли всякое подобие формы. Остались только расплывчатые очертания. Кое-где ещё оставались большие фрагменты, но по большей части мы двигались между грудами металлолома.
Когда я нашёл капитана, сначала он просто следовал за мной подобно сервитору, но постепенно снова обретал функциональность. Ему было ещё далеко до взятия командования на себя, но он помнил свою роль достаточно хорошо, чтобы быть центром, вокруг которого должна собираться рота. И когда мы приблизились к кратеру, нас насчитывалось уже несколько дюжин. Солдаты надели противогазы, чтобы легче переносить засорённый воздух. Я же постоянно отхаркивал чёрную мокроту.