Кай и сам несколько раз едва не погиб на ее службе. Его губы у правого края были навсегда рассечены шрамом, полученным, когда еретик с ножом подобрался слишком близко. Левая нога Кая от колена была бионической, с голенью из тусклого металла, а ступня была похожа на четырехпалую когтистую ногу «Стража».
Самым заметным имплантом был его глаз. Левый глаз Кая был уродливой аугметикой — кроваво-красная линза в стальном кольце, хирургически вживленная в его лицо в восстановленной глазнице из хрома. Имплант стоил дорого (ибо старуха всегда ценила достойных учеников соответственно их службе), но, как и многие другие бионические устройства, искусственный глаз был предельно утилитарным. Линза могла обнаружить самое незаметное движение в поле зрения, даже дыхание человека, и мгновенно передавала информацию на смонтированную на плече Кая пси-пушку, создавая таким образом быструю и безупречную систему наведения. Еще одним бионическим улучшением был аура-поисковый сканнер, в виде еще одного глаза с красной линзой, выступающей из бронзово-стального импланта, прикрепленного к виску инквизитора. С этими двумя искусственными глазами, соединенными с естественным зрением, Кай мог буквально видеть излучения психической энергии, обнаруживаемые второй линзой, как яркое свечение вокруг псайкера.
Инквизитора Кая ни в малейшей степени не волновало то, что левая сторона его лица от виска до челюсти состояла из дорогого хрома и стали. Он уже десятилетия не уделял по-настоящему внимания своей внешности. Он видел слишком много других изуродованных на службе у его бывшей госпожи, чтобы обманывать себя, будто его инквизиторские обязанности позволят ему хоть в какой-то степени остаться привлекательным. Кай был реалистом во всех отношениях.
Также он был одним из немногих, знавших заранее, что мир-святыня Катур падет. Это уязвляло его даже сейчас, много недель спустя, и не потому, что его предупреждениям не уделили внимания — напротив, им вполне уделили внимание, и реакция на его предупреждения была настолько же впечатляющей, насколько они были страшны — а потому, что ученики инквизитора Кресскиен просто не привыкли к неудачам.
Сейчас он ждал на борту своего корабля «Ночная Звезда», потягивая крепкий марочный амасек, глядя в глубины янтарной жидкости и наслаждаясь возможностью предаться воспоминаниям. Ожидая капитана Тэйда, он размышлял над тем моментом, когда узнал истину о Катуре. Истину из уст еретика. Какая прелестная ирония. Это было месяцы назад, за несколько недель до того, как планета вымерла.
Конечно, еретик кричал. Они всегда кричат.
Предатель был заключен в тюремном комплексе Келмарл на астероиде: это была кишащая паразитами дыра для тех преступников сектора Скарус, которые были сочтены имперскими властями недостойными немедленной казни, и приговорены к рабскому труду. Мелкие воры, которым юристы позволили избежать кары их местных законов, приговаривавших к изувечению, были брошены в грязные камеры вместе с незначительными растратчиками и бандитами из подулья, которые избежали смертного приговора, заложив своих товарищей. Жизнь в комплексе Келмарл была бесконечным циклом короткого сна и долгих рабочих смен в скафандрах, добывая руду в туннелях астероида.
Еретик, взятый на допрос, был арестован за контрабанду оружия, он продавал оружие, предназначавшееся для полков Имперской Гвардии группам наемников на службе у местных губернаторов. Начальнику Келмарла это показалось хрестоматийным делом, и он определил контрабандиста на пожизненную работу в рудники, ломать спину на благо Империума. Инквизиция прибыла без предупреждения, один корабль, доставивший одного инквизитора с небольшой свитой, потребовавшего встречи с, казалось бы, незначительным преступником.
Еретик оказался очень криклив.
Инквизитор выпил глоток страшно дорогого амасека, на этот раз не получив удовольствия от его насыщенного вкуса. Воспоминания испортили ему настроение. Даже память о том моменте, когда он встретился с еретиком после окончания дней пыток, раздражала его.
Эти вопли…
… БЫЛИ НЕСКОНЧАЕМЫ.
Инквизитор Кай игнорировал звук, хмуро глядя на кровь на полу. Если так пойдет дальше, ему будет трудно входить в камеру. Со вздохом махнув рукой в перчатке, инквизитор остановил пытку. Она была утомительной и непродуктивной, а Кай не был терпеливым человеком.
Камера одиночного заключения была тесной, как коробка, единственным предметом мебели в ней был стол, покрытый красными полосами. На сером полу были знаки пентаграмм, высеченные в камне несколько часов назад, каждый высеченный символ наполнен святой водой. Водяные знаки вздрагивали каждый раз, когда еретик бился в путах, привязывавших его к столу.
— Достаточно, — сказал инквизитор. У него был внушительный командный голос, как и можно было ожидать от человека его профессии, однако его голос обладал неестественной резкостью. Причина резкости голоса была та же, что и у постоянной улыбки: рваный шрам пересекавший горло инквизитора, говорил о старой ране и не вполне успешной реконструктивной хирургии. Эта рана тоже была получена во время службы следователем под начальством Кресскиен.
Палач прекратил свою работу и отошел от стола, но человек, привязанный к столу, продолжал вопить, его крики смешивались с хриплыми вздохами, вырывавшимися из того, что осталось от его лица. Кай ждал, пока крики перешли в стоны, которые потом затихли, сменившись частым тяжелым дыханием. Инквизитор сопротивлялся побуждению взглянуть на свои часы. Золотые карманные часы удобно лежали в кармане рядом с левой кобурой. Это был дар от его бывшей госпожи. Дар со смертного одра.