Имперская гвардия: Омнибус - Страница 1269

1269

После совещания полковые командиры передали приказ генерала своим заместителям и командирам рот. Новость быстро разошлась по гарнизону. Вскоре Каравасса жужжала, как растревоженный улей. Десятая бронетанковая дивизия готовилась к продолжению экспедиции.

* * *

При всей этой спешке, погрузке снарядов и заправке топливом, когда перед началом похода проводилась последняя проверка техники, почти никто не думал о судьбе тех рот, которые исчезли в первый день операции. Но кое-кто вспоминал о них — например, полковник Виннеманн. Игнорируя боль и личные проблемы; он регулярно молился о душах лейтенанта ван Дроя и его людей. Прошло больше двух недель, а от них не поступило ни одного сообщения. Полковник был уверен, что они погибли.

Выезжая из ворот Каравассы во главе колонны Восемьдесят первого бронетанкового полка, он даже не мог подумать, что Безбашенные Госсфрида по-прежнему ведут борьбу за существование. Через десять дней пути после сражения с орочьей ордой они находились к юго-востоку от его нынешней позиции.

Глава 10

Полковник Стромм оказался человеком слова. Он относился к танкистам как к важной части своего подразделения, и это нравилось ван Дрою. Хотя лейтенант держал сомнения при себе, дальнейшее сотрудничество с полковником вызывало у него серьезные опасения. Фактически он отдал людей и танки в распоряжение незнакомого человека. Конечно, начальство могло бы сказать, что он знал о полковнике все необходимое. Он видел Стромма в бою, а именно там раскрываются лучшие качества воина. Действия полковника во время сражения показывали, каким командиром он будет дальше. Но их окружал мир Голгофы. Они не могли сражаться с таким безликим и жестоким врагом. Бесконечная пустыня снижала моральный дух кадийцев. Казалось, сколько бы километров песка они ни оставляли за своими спинами, столько же возникало и впереди их колонны.

Ван Дрой знал, что его танки замедляли движение более быстрых «Химер» и «тридцатьшестерок». Однако без танков они стали бы легкой целью для зеленокожих мародеров. Стромм вел колонну плотным и широким строем. Лишь несколько «Химер» поочередно удалялись от нее и проводили разведку. Неужели полковник не злился на медленные «Леманы Руссы», которые двигались со скоростью тридцать километров в час? Если он и испытывал раздражение, то никак не показывал этого.

После битвы с орками прошло уже несколько дней. Усталая, грязная и потрепанная колонна продолжала путь на северо-восток. Постепенно ландшафт начал меняться. Покатые дюны сменились скалистой равниной. Было ли это хорошим знаком? Ван Дрой терялся в догадках. Если отсутствие песка означало близость предгорий, то почему они не видят Ишварскую гряду? Горизонт на северо-востоке закрывала розовая дымка. Никаких горных пиков. Никаких намеков на какую-то возвышенность.

Настроение людей было таким же мрачным, как облачное небо. Его ухудшали сообщения, передаваемые от танка к танку. Дюжина бойцов ван Дроя серьезно заболела. Стромм говорил о тридцати шести больных пехотинцах. После ужасного крушения бота и атак зеленокожей орды в Девяносто восьмом стрелковом полку остались только два медика. Они осмотрели больных танкистов, посовещались друг с другом и сказали ван Дрою, что по крайней мере трое из двенадцати умрут в течение дня. Ничто не могло спасти несчастных парней. Они стали жертвами «взвеси». Печень, почки, легкие — все внутренние органы отказывались функционировать. Другие девять больных почти наверняка должны были погибнуть в ближайшее время. Им требовался срочный специализированный медицинский уход. А поскольку надежда на воссоединение с «Экзолоном» стремительно приближалась к нулю, смерть ребят казалась практически неизбежной. Ван Дрой кусал губы от гнева и разочарования. Позже он уединился в куполе танка и излил свою ярость в потоках нецензурной брани. Его крики и проклятия тонули в реве двигателя.

Полковник Стромм принял трудное решение и ограничил рацион воды и провизии для тяжелобольных гвардейцев. Он не хотел тратить скудные ресурсы на обреченных людей, которым оставалось жить не больше двух-трех дней. Конечно, это не понравилось друзьям умиравших солдат. Их протесты доходили почти до полного неповиновения, но командиры взводов в конечном счете наводили порядок.

Ван Дрой не осуждал полковника за крайность мер. Стромм, естественно, выслушал бы его возражения, однако Госсфрид, будучи практичным человеком, счел решение полковника правильным, хотя и излишне суровым. Позже медики ввели тяжелобольным гвардейцам большие дозы анестетиков, и несчастные люди мирно скончались в медикаментозном сне.

Колонна сделала краткую остановку, чтобы мрачные и истощенные солдаты похоронили своих погибших товарищей. В Девяносто восьмом полку не было представителей Министорум, которые могли бы помолиться о погибших воинах, но один из лейтенантов Стромма — парень по имени Бойд — перед вступлением в Гвардию обучался в школе исповедников, «шагая к истине по праведной дороге». Он прочитал литанию о душах мертвых, и колонна двинулась дальше, потеряв в своей численности и еще больше отяжелев от бремени безысходной тревоги.

Когда Стромм раздал лейтенантам ночные горшки и дополнительные таблетки для очистки воды, настроение гвардейцев ухудшилось до критической черты. Полковник сказал, что тем, кто захочет прожить еще несколько дней, придется пить жидкость, которой они раньше не пользовались. Им придется пить свою мочу.

* * *

И словно Голгофе было мало гибели их товарищей, рассвет шестнадцатого дня принес совсем дурные новости. Когда солнце приподнялось над горизонтом и запуталось в облаках, окрасив равнину в тускло-красный свет, вокс-каналы взорвались от тревожных сообщений. Интерком «Врагодава» тоже не умолкал.

1269