Имперская гвардия: Омнибус - Страница 1172

1172

— Ты можешь погубить нас всех, но я не позволю этому случиться. Император не желает этого, и во имя Его, я не допущу, чтобы «Марс Победоносный» погиб.

Форкосиген включил резак. Между двумя зубцами инструмента появился тонкий луч света. Его жар опалил щетину на шее Банника.

— Как? — прохрипел Банник. — Откуда ты знаешь? Что я сделаю? Как ты можешь быть уверен, что правильно толкуешь таро? Я никогда не сделал бы ничего такого, что могло бы причинить вред танку и его экипажу, или подвергнуть риску наше задание.

— Таро не говорит мне этого, — прошипел Форкосиген. — Оно указывает лишь в общих чертах, не так ли? Император, как бы ни был Он могущественен, занят слишком многими более важными делами, чтобы лично являться мне с персональным пророчеством, не так ли? Вот поэтому у нас и есть таро, и слава Ему, я знаю достаточно. Ты или этот танк — ясно, что важнее.

Банник быстрым движением перехватил резак левой рукой, и, отвернув голову, локтем правой отбил резак от лица. Послышалось шипение горящего мяса, резкая боль пронзила ухо — луч резака все-таки задел его, отрезав кусочек кожи. Форкосиген пошатнулся. Банник, крутнувшись на месте, резко толкнул его. Техноадепт ударился о стену, выронив читающее устройство с колодой таро.

— Что ты знаешь об Императоре? Что? Что ты знаешь о том, на что похожа жизнь других людей? Ничего! Ты не знаешь ничего!

Банник ударил его ребром ладони. Форкосиген с криком упал, содержимое карманов его пояса рассыпалось. Банник мгновенно набросился на него, прижав его руки к полу ногами и непрерывно нанося удары кулаками по беззащитной голове. В этих ударах изливалась вся его ярость, боль и страх. Тупариллио, Каллиген, война, все ужасы и страдания, которые он видел, но прежде всего то, что он, сын главы клана, был теперь скован долгом и ответственностью, словно цепями.

Техноадепт перестал двигаться. Кулак Банника замер в воздухе. Форкосиген лежал, неподвижный и окровавленный, как его брат тогда, после дуэли.

— Нет, ты не знаешь ничего, — прошептал Банник.

— Что во имя трижды проклятого отступника здесь происходит?! — закричал Кортейн, стоя на ступенях трапа.

Банник огляделся. Его кулаки были в крови, Форкосиген валялся у его ног.

На палубе, посреди рассыпавшихся инструментов, лежали три читающих устройства с колодами таро, на их экранах светился один и тот же расклад.

ВСТАВКА

...

«Мальчики с радостью играют в войну, воображая себя мужчинами. На войне ужас превращает мужчин снова в мальчиков».

ГЛАВА 16

Аронис-cити, Парагон VI

2003395.М41

Дверь закрылась за Банником с тихим щелчком, но его отзвук раздался под сводами церкви, словно подчеркивая царившую здесь тишину, нарушенную вошедшим.

Стену напротив дверей занимало огромное изображение двуглавого орла. Ряды скамей из темного дерева с почти стершимися ликами святых на спинках тянулись вдоль широкого придела, ведущего к алтарю. Колонны нефа возвышались, словно деревья в каменном лесу с плодами в виде резного орнамента, их вершины исчезали во мраке под сводом. С невидимого отсюда потолка свешивалась статуя Императора Великолепного, с крыльями, мечом и щитом. Позолота на статуе потемнела от времени, поэтому изваяние лишь тускло сияло в безбрежной тьме под сводом, где крылатые существа, едва видимые снизу, пели литании, нарушая могильную тишину, царившую в храме.

Дыхание Банника хрипом раздалось в его ушах — дышать здесь казалось нарушением тишины, и он безотчетно задержал дыхание, пока тело само не заставило его выдохнуть. Раненая щека заныла, а голова закружилась от укола, который сделал ему медик.

Зашелестело одеяние, хлопнула закрывающаяся книга, и с дальней скамьи впереди встал священник. По сравнению с аквилой на стене он казался очень маленьким, что подчеркивало размеры храма.

— Я не должен был приходить сюда, — прошептал Банник.

— Верный слуга Императора, могу я чем-то помочь тебе? — священник направился к нему. Какой-то предмет поднялся со скамьи и последовал за священником, жужжа антигравитационными двигателями.

Банник повернулся, чтобы уйти.

— Нет, подожди! — позвал его священник. — Всем людям рады в доме Императора.

«Императора… Императора…», раздалось эхо под каменными сводами.

Банник собирался уйти, но вдруг обнаружил, что не может. Его ноги просто отказывались двигаться. Он поднял глаза. На него взирал Император.

Священник подошел к нему.

— Добрый день, если такие вообще бывают Долгой Зимой, — священник улыбнулся, его голос был теплым, а не суровым, как у иных служителей Экклезиархии, которых встречал Банник. Лицо священника было круглым, в нижней части шире, чем в верхней, с несколькими мясистыми подбородками. Под глазами темнели пятна, и те немногие волосы, что еще оставались на голове, были коротко подстрижены. Он был одет в длинный белый подризник, богато украшенный вышивкой, обозначавшей его церковный сан — исповедника третьего ранга. Над его головой парил сервочереп, жужжа моторами и вращая металлическими глазами, всматриваясь в лицо Банника.

— Боюсь, что не знаю тебя, сын мой. Прости, Аронис — большой город, и трудно запомнить лица всех прихожан.

Священник обеспокоенно посмотрел на распухшее лицо Банника и повязку на щеке.

Банник попытался заговорить, но во рту пересохло, он глотнул, облизал губы и попытался снова.

— Я… не был в церкви много лет, — наконец произнес он.

Священник расправил широкие рукава своего одеяния.

1172