Банник открыл конверт. Внутри был листок тонкой бумаги с его новым назначением: 7-я Парагонская рота сверхтяжелых танков. Банник, выпучив глаза, с изумленным лицом посмотрел на Шолану.
— Понимаете, ваше новое место службы — не понижение в звании; хотя вы будете исполнять обязанности третьего наводчика, вы сохраните звание лейтенанта. Хотя это и необычно, но это — быстрейший путь получить командование одним из этих чудовищ. Они так и делают — привлекают свежую кровь, выбирают талантливых танкистов, назначают на должности младших членов экипажа, и смотрят, что из них выйдет, — полковник поднял палец. — Вы далеко пойдете, лейтенант. И когда ваши товарищи, оставшиеся под моим командованием, узнают об этом, это здорово поднимет их боевой дух. Кортейн хороший человек, хоть и немного замкнутый, но я думаю, вам суждено командовать подобной машиной, — Шолана сделал паузу для большего эффекта. — Кроме того, вы представлены мною к награде. Поздравляю, — он придвинул по столу к Баннику маленькую коробочку. — Боюсь, сейчас нет времени для церемоний. Носите ее с гордостью, а?
Но Банник уже не слушал. Он будет служить на борту «Гибельного Клинка»!
Остальное сказанное Шоланой он пропустил мимо ушей. Он вышел на улицу словно в трансе, сжимая в руках приказ с назначением и медаль. Достав аквилу и шестеренку из-под рубашки, он благоговейно поцеловал оба медальона. Что бы ни сделал он, чтобы заслужить этот шанс на искупление, в глубине души он поклялся, что не подведет Императора.
Баннику оставалось лишь несколько дней до того, как он обязан был прибыть в Парагонскую военную академию; и несколько месяцев до того, как ему предстоит улететь с родного мира. Сейчас было самое время рассказать обо всем его невесте. Он глубоко вздохнул и содрогнулся. Сказать Кейталер, что свадьба отменяется, было в некотором роде куда страшнее, чем идти на войну. Он собрался с духом и постучал в дверь.
— Заходите! — раздался с другой стороны богато разукрашенных позолоченных дверей резкий голос Кейталер Бейн Ло Туранниген. Двое лакеев в ливреях распахнули двери, позволяя Баннику войти в кабинет Регента клана Туранниген. Она сидела за письменным столом, огромные размеры которого едва позволяли ему вместиться в угол обширного помещения. Портьеры были задернуты, не впуская тусклый свет дня, а камин наполнен горящими поленьями, чей жар изгонял холод Долгой Зимы. С одной стороны от стола стоял управляющий клана Туранниген, тихо читая бухгалтерскую книгу, рядом с ним аугментированный савант что-то бормотал, работая с данными бухгалтерского учета, вокруг него громоздились стопки листов пергамента с распечатками, появлявшихся из устройства на его груди.
Когда Банник вошел в кабинет, Кейталер даже не подняла взгляда от своих таблиц и графиков. На ее стройные плечи была наброшена большая меховая накидка, лицо, как всегда, сосредоточенно нахмурено. Читая и перечитывая бумаги, она постукивала пальцами по кубку с глисом.
— Пришел извиняться?
Подошел слуга принять меховую накидку Банника, но он отмахнулся. Он поискал глазами стул, который не был бы завален стопками документов, но не нашел и, переложив стопку поменьше на пол, придвинул стул к камину настолько близко, насколько позволяла вежливость, и присел.
— Не совсем так, Кейталер… — начал он и запнулся. Он потер лицо, не зная, что сказать. Последняя неделя была просто невозможной. Лицо Тупариллио преследовало его в кошмарах. Он исхудал и побледнел, глаза стали желтыми от недосыпания и вина. Он чувствовал слабость от голода, но аппетита совершенно не было.
Кейталер подняла взгляд и сурово посмотрела на него. Она всегда была суровой, Банник заметил это еще тогда, когда они вместе учились в коллегиуме, еще до того, как смерть отца сделала ее регентом клана и навсегда изгнала из нее все девичье. Но сегодня Баннику показалось, что ее глаза были мягче, в них была заметна боль.
— Я никогда не была о тебе высокого мнения, Коларон, — сухо сказала она. — Ты всегда был распутником, которому интереснее спать с низкородными девками и пропивать богатство семьи, чем делать что-то полезное. И мне жаль тебя. Действительно жаль. Все вы, мужские наследники, такие, отлыниваете от дел, кое-как выполняя указания ваших отцов, пока они не умрут, передав вам наследство, — она горько рассмеялась. — А мы, девочки, сидим дома и ведем себя как хорошие дочери. Хотя ко мне это уже не относится, — она бросила взгляд на груды бумаг в комнате. — Я-то думала, что ты, возможно, немного другой, но увы… Ты такой же пьяный идиот, преисполненный гордыни, как и все остальные. Что там случилось, Тупариллио положил глаз на одну из твоих девок? Он был всего лишь мальчишкой, Коларон, совсем мальчишкой. Ты мог бы просто отшлепать его и послать куда подальше.
— Нет, все было не так… Слушай, давай не будем об этом говорить? Он хотел… Он…
Он не мог сказать ей. Он не хотел вовлекать ее в свою вину. Он махнул рукой, разозлившись на себя.
— Послушай. Я пришел потому, что мне нужно кое-что сказать…
Ее внешнее спокойствие внезапно исчезло.
— Что бы ты ни сказал, это не оправдание! Не оправдание! Я не могу допустить, чтобы мой жених встревал в пьяные дуэли! Варварство! Ты представляешь, насколько это постыдно? Какой позор, что моего жениха называют убийцей родственника! Женщине и так тяжело управлять кланом, а теперь мой будущий муж буйствует как дикий зверь. Я этого не потерплю! Подумать только, я-то надеялась, что ты сможешь справиться с этим! — воскликнула она, указав на кучу документов. — Помочь мне! Как я ошибалась!