Имперская гвардия: Омнибус - Страница 1110

1110

Технопровидец издал механический кашель, заменявший ему смех.

— А здесь, внутри «Марса Победоносного» я и есть словно в монастыре. Любой из адептов Марса — лишь смиренный молящийся перед такой машиной. У вас снова ночное бдение?

Кортейн рассеянно кивнул.

— Как всегда. Это успокаивает меня.

— После всех этих лет вы все еще нуждаетесь в успокоении? — в голосе Брасслока слышалась улыбка, которая больше не могла показаться на его лице. — Мы с вами уже старики, Кортейн. Неужели страх еще не оставил вас?

— Нет, — ответил Кортейн. — И если страх когда-либо оставит меня, я погибну. Никто не может избавиться от страха перед боем, и не стоит даже пытаться. Но когда я стою здесь, это помогает укротить страх, направить его вовне, использовать его…

— Вас успокаивает знание того, что Бог-Машина и Император наблюдают за вами — как и должно быть, — сказал технопровидец с непоколебимой уверенностью. — Многие из ваших предшественников, которых я знал, чувствовали то же самое.

— Нет, — Кортейн покачал головой и замолчал, не желая оскорбить технопровидца, чья вера была сильнее и искреннее, чем его. — Не только это, — он повернулся к технопровидцу.

Брасслок свободно стоял на тесном трапе, ведущем с орудийной площадки. Кортейн не знал, сколько ему лет. Он полагал, что, несмотря на легкую походку, Брасслок был уже древним старцем, как и многие из служителей Омниссии. Левая рука технопровидца — настоящая, из плоти — была иссохшей, как столетняя выдубленная кожа, усыпанной шрамами и пятнами. Уже невозможно было сказать, какого цвета изначально была его кожа. Брасслок положил эту руку на открытую дверь в переборке, слегка поглаживая пласталь, словно мать, успокаивающая свое дитя. Под капюшоном технопровидца, там, где у человека должен быть рот, блестел металл. Из-под одеяний время от времени высовывалось тонкое щупальце на шарнирах, будто нюхая воздух, и пряталось обратно. Правая рука Брасслока оканчивалась тяжелым металлическим протезом с широким разъемом для инструментов, который сейчас был пуст. На взгляд обычного человека Брасслок был страшно уродлив, но Кортейн давно перестал считать его вид пугающим.

— Что же тогда вы ищете здесь, в сердце «Марса Победоносного»? — спросил технопровидец.

— Зрелище того, как эти имена идут сквозь время, внушает мне… уверенность. Почти тысяча лет битв, а эта машина все еще сражается. Так много боев, а завтра лишь еще один. Вот почему это успокаивает меня.

— Дух «Марса Победоносного» силен, — согласился технопровидец. Они оба замолчали. Тишину в танке нарушал лишь отдаленный грохот обстрела и шипение механических легких Брасслока, то и другое звучало одновременно — пара разрывов на каждый вздох.

— Я все думаю, — сказал Кортейн, наконец, — думаю, кто же он был?

Он кивнул на первую табличку, там, где блестящая медь стерлась, ее края сверкали ярче, чем золото. Заклепки покрылись патиной. — Кто был первый человек, стоявший здесь? Он тоже приходил посмотреть на свое имя на этой стене, как прихожу я, и тоже думал, кто придет после него?

— Я не знаю, — сказал Брасслок. — Люди забыли это, так же, как забыл даже этот металл, — он указал на табличку иссохшим пальцем. — Но Бог-Машина не забывает. Плоть слаба, но Омниссия — нет. Он знает все.

Кортейн устало улыбнулся.

— Возможно, вы спросите у него как-нибудь? Я хотел бы это знать.

Брасслок воспринял это богохульство добродушно.

— Увы, спросить об этом не в моих силах, почетный лейтенант Кортейн, ибо эти данные хранятся в архивах Марса. Но не сомневайтесь, что Омниссия помнит всех, кто служил Ему, так же, как Он будет помнить вас.

— Это не такое уж утешение, как вы, вероятно, думаете.

— Я сказал это не для утешения, почетный лейтенант.

Где-то в недрах «Марса Победоносного» какой-то механизм издал пульсирующее гудение, словно энергия поступала с перебоями — три такта, созвучных грохоту разрывов снаружи.

— Ага, видите? Машина согласна.

— «Марс Победоносный» выключен.

— Они видят сны, когда спят, почетный лейтенант, как и люди. Слушайте!

Рукотворный гром прекратился. Земля сильно вздрогнула, словно от боли. Талисманы, которые Брасслок и поколения технопровидцев до него прикрепляли к стене памяти, забренчали, на пол посыпались последние струйки пыли, и мир затих.

— Артподготовка завершена.

Нечеткие черты лица технопровидца показались из-под капюшона, слезящиеся глаза блестели.

— Я должен пробудить дух «Марса Победоносного»; другие машины роты также следует умилостивить, — сказал технопровидец. — Мне предстоит много работы, чтобы обеспечить оптимальное функционирование всех систем назавтра.

— Конечно.

Технопровидец слегка поклонился и ушел, исчезнув во мраке кормовой части танка.

Кортейн потянулся к медным пластинкам на стене и по привычке почтительно прикоснулся к самой старой. От этого медь стиралась атом за атомом — разрушение, порожденное почитанием. Кортейн надел фуражку, вынул респиратор из сумки на груди — необходимое зло. Почетный лейтенант не хотел закончить карьеру, выкашливая собственные легкие из-за калидарской пыли. Он пристегнул ненавистный респиратор на лицо и направился на командирскую площадку, оттуда поднялся в башню, а из башни — наружу, навстречу ледяной заре калидарской пустыни.

ГЛАВА 2

Калидар IV, Костовальские равнины

3267397. М41

Утро. Битва началась.

Силы имперского авангарда, полностью механизированные, мчались по равнине к осадным позициям орков. Вокруг «Леман Руссов», «Химер», «Гибельных Клинков», «Саламандр» и другой бронетехники бушевала потрясающей ярости буря, маскируя наступление, но создавая страшные помехи связи.

1110