Имперская гвардия: Омнибус - Страница 1023


К оглавлению

1023

Совсем не почувствовав себя обнадеженным, Ларн посмотрел вверх и увидел, как еще одна струйка земли посыпалась из зазора между потолочными досками. Ларн вспомнил свой сон со старухами в лохмотьях, которые стояли над его могилой и бросали ему на лицо землю, и невольная дрожь пробежала по его телу. «Эти взрывы раздаются так близко, — подумалось ему. — Что, если один из снарядов угодит во вход и все мы окажемся в западне? Смогут ли тогда те, кто на поверхности, выкопать нас отсюда? Да и будут ли они даже пытаться? Всемилостивый Император, не лучше ли уж тогда, чтобы случилось так, как сказал Учитель, и шальной снаряд попал бы в вытяжную трубу. По крайней мере, это была бы быстрая смерть! Я бы умер, даже не успев об этом подумать, а не был бы похоронен заживо в братской могиле этого блиндажа, мучительно ожидая, когда кончится воздух, или медленно умирая от жажды и голода».

Внезапно осознав, что от гула ни на миг не утихающих взрывов и от мыслей о том, что эти взрывы могут с собой принести, его нервы вот-вот лопнут, Ларн принялся осматривать помещение, стараясь найти там хоть что-то, что могло бы его отвлечь от происходящего над головой. Казарменный блиндаж был переполнен людьми, нашедшими здесь убежище от обстрела. Среди них он увидел сержанта Челкара, офицера медицинской службы Свенка и кое-кого из стрелкового расчета Репзика. В то время как с поверхности ни на секунду не прекращал доноситься гул взрывов, здесь, внизу, жизнь, казалось, текла так же, как и до начала обстрела. Он видел, как варданцы ели, беседовали, смеялись, пили рекаф; некоторые из них даже пытались спать, как Давир. Затем он заметил Зиберса, который, как и прежде, сидел один, привалившись к стене блиндажа, и механически подбрасывал рукой свой нож, ловя его то за лезвие, то за рукоятку.

Наблюдая, как Зиберс играет ножом, Ларн вдруг почувствовал необоримое желание услышать наконец ответ на вопрос, который мучил его с тех пор, как он впервые узнал этого человека.

— Булавен! — окликнул он бывалого гвардейца. — Помнишь, ты сказал мне, чтобы я не слишком переживал о том, что говорит Давир? Что это он всегда такой?

— Конечно помню, салажонок, — отозвался Булавен. — И почему ты об этом вдруг вспомнил?

— Ну… Я бы хотел узнать о Зиберсе… — Ларн вдруг умолк, не зная, как ему лучше начать.

— О Зиберсе? И что бы ты хотел о нем узнать, салажонок?

— Я думаю, он заметил, что Зиберс проявляет по отношению к нему некоторую враждебность, — включился в разговор Учитель, который оторвал глаза от своей книги и взглянул на Ларна. — Я ведь прав, не так ли, салажонок? Это то, о чем ты хотел спросить?

— А… понимаю, — покачал головой Булавен. — Ну, здесь большого секрета нет, салажонок. Зиберс нервничает всякий раз, когда в нашем звене становится больше четырех человек.

— Нервничает? — удивился Ларн. — Но почему?

— Все дело в его суеверии, — объяснил Учитель. — По-видимому, на родной планете Зиберса число четыре считается счастливым. Теперь слушай: когда он только прибыл в Брушерок и присоединился к нам, в нашем звене осталось только три человека — Булавен, Давир и я. Таким образом, Зиберс стал четвертым. Счастливая четверка — в его представлении. Вот он и убедил себя, что только так ему удалось пережить свои первые пятнадцать часов, не говоря уже обо всех последующих. Поэтому, видишь ли, всякий раз, когда нам присылают подкрепление и в нашем звене становится пять человек, он склонен верить, что его удача неким образом ставится под угрозу. Помнишь, я уже говорил тебе прежде, что у каждого человека здесь есть своя собственная теория о том, как ему выжить, когда так много других вокруг уже погибло? Верования Зиберса лишь еще один пример из этого же ряда.

— Как видишь, салажонок, никакой тайны! — добродушно подытожил Булавен, но затем вдруг резко повернул голову и стал внимательно наблюдать за тем, что происходит в другом конце блиндажа. — Хм… Вроде как затевается что-то…

Проследив за направлением взгляда здоровяка, Ларн увидел сержанта Челкара, который стоял сейчас у стола интенданта в углу казармы и что-то серьезно обсуждал с капралом Владеком. Когда сержант отошел в сторону, чтобы поговорить с кем-то еще, Владек принялся вскрывать стоящий перед ним большой деревянный ящик. Открыв его, он осторожно, один за другим, стал доставать оттуда и выкладывать перед собой на стол большой запас тяжелых фугасных зарядов. Ларн заметил, что, как только он начал это делать, лицо Булавена неожиданно стало тревожным, будто здоровяк увидел в действиях Владека что-то, что его сильно обеспокоило.

— Что там такое, Булавен? — спросил юноша. — Ты что-то увидел?

— Плохой знак, салажонок, — сказал Булавен. — Между нами говоря, это и вправду очень плохой знак.


— В нашем секторе объявлена «красная» степень тревоги, — начал свою речь Челкар, с мрачным лицом обращаясь к стоящим перед ним гвардейцам, в то время как над головой у них все продолжали и продолжали рваться снаряды. — Командование сектора сообщает, что нам следует ожидать штурма. Большого штурма, который, вероятно, задумано начать сразу по окончании этого обстрела. Похоже, на этот раз орки ударят по нам сильно. Уж точно сильнее, чем в те атаки, которые нам уже пришлось пережить сегодня…

Прошло уже несколько минут с тех пор, как после разговора с интендантом сержант Челкар приказал всем, кто был в казарменном блиндаже номер один, взять свое оружие и собраться вокруг чугунной печки, где он лично решил провести импровизированный инструктаж. Учитель, Булавен, Давир, Зиберс, гвардейцы из других звеньев, даже Владек и однорукий повар Скенч стояли сейчас в полном боевом снаряжении, напряженно вслушиваясь в слова Челкара, и лица их были столь же серьезны и напряженны, как и лицо их сержанта. Оглядываясь по сторонам, Ларн увидел, что от раскованности и расслабленности, с которой эти люди проводили свое время в казарме, не осталось и следа. Теперь они снова были солдатами. Гвардейцами. Они снова были готовы к войне.

1023